Война – это тяжёлая работа

Преподавал в школе и заведовал Домом культуры в Воротынце, работал в городской художественной мастерской. Никогда не расставался с красками и кистями, этюдником и альбомом для набросков. На вернисажах, которые проходят в выставочном зале музея металлургического завода, его картины привлекают внимание реализмом, простотой и глубиной, масштабностью и лиризмом. Он певец природы средней полосы, её всегда восторженный живописец.

И, наверно, мало кто знает, что Николай Андреевич прошёл фронтовыми дорогами, и не просто прошёл, а тащил на себе тяжёлую катушку с кабелем. Сегодня в преддверии Великой Победы мы беседуем с ним у него дома, где на стенах – пейзажи Выксы, запечатлённые рукой Мастера.

– Николай Андреевич, вспомните, пожалуйста, то далёкое предвоенное время. Каким оно было для Вас? Знали, что будет война?

– Я родился в большом селе Клин, что под Вачей. Стоит на живописных холмах. Да вот они, кстати, на этюдах, мои любимые, вот и не снимаю со стены – так мне кажется, будто я на родине. С этих гор катались зимой на санках, а летом – на соломенных снопах. Вот с этой горы шпаришь, аж ветер свистит в ушах. Знали ли мы о войне? Знали! И мы, мальчишки, усиленно тренировались. Возле Дома культуры находился специальный плац, где были натянуты канаты и верёвки для подтягивания, шест для лазания. Рядом был турник, возле него постоянно толпились ребята. Я любил подтягиваться на турнике и крутил «солнышко». Были «гигантские шаги», соревновались, кто дальше. Прыгали через «коня», «козла». А в колхозном саду располагалось стрельбище, и все мальчишки, начиная с 13 лет, стреляли из настоящего оружия. Когда война началась, нас стали готовить ещё усиленнее.

– В каком году призвали в армию?

– В 1943 году, в октябре. Я был так рад, мне хотелось на фронт. Расскажу про такой конфуз. Вызвали нас в военкомат. Комиссия проверяет. Признали годным. И мы сидим, ждём, когда приедут за нами, чтобы отправить в какую-нибудь часть. Приехали, но никого не взяли, а нас отправили домой. И только 11 ноября вновь вызвали, и уже без проверок погрузили в вагоны и повезли в Горький. Разместили в Красных казармах. Большие коридоры, комнаты, все бегаем, радуемся. Потом нас отправили в 10-й запасной полк пехоты, и начались учения. Уставали смертельно! У некоторых от перегрузок даже кровь шла из ушей. Я же тренированный, мне хоть бы хны! Из нас готовили пехотинцев. Как учили? По всей строгости. Командиром отделения был Герой Советского Союза! А звание получил за форсирование Днепра.

– Из Горького куда направили?

– Пока мы учились, то постоянно прибывали военные и отбирали в части. А наш взвод был дежурным на КПП, охраняли склады, оборудование. И вот настал день, когда в училище остался один наш взвод, и никого больше. Отправили в маршевую роту под Вачей. Собрали всех сержантов, объединили в роту, погрузили в вагон – и на фронт. Повезли мимо Москвы, на запад. Приехали в Белоруссию. Место было такое в приграничной зоне, кругом земляные укрепления и одно здание. Нас там разместили. Через некоторое время прибыли солдаты, новобранцы, нашего же года. С месяц мы изучали связь и нас – на фронт.

– А Вы помните свой первый бой?

– Какой бой? У нас его не должно быть! Мы же все разрозненные, нас всего-то семеро, и по разным участкам разбросаны. Наша тяжёлая работа заключалась в том, что мы обслуживали высокочастотные линии, которые связывали Ставку со штабами. Ночь, тьма, грязь, холод, а мы идём и тащим на себе кабель. Закончился бой, земля ещё не остыла от взрывов, под ногами трупы. Ты их не видишь, но ощущаешь…

– Скажите, когда Вас призвали в 1943 году, у Вас было настроение иное, чем у тех, кто пошёл воевать в первые дни войны?

– Настроение всегда было одно: мы победим! Даже когда отступали, всё равно знали, что это временно, и что разгромим врага в его логове. Панических мыслей не было ни у кого на фронте. Были уверены в победе.

– Когда бойцы шли в бой, кричали: «За Родину, за Сталина!»

– Я же говорю: – мы в бой не ходили. А когда к нам в роту поступали бойцы после ранения, то они говорили, что шли в атаку с этими словами. Расскажу про один из эпизодов. В Восточной Пруссии, уже после взятия Кёнигсберга, идём мы со старшим сержантом по разрушенному мосту. Навстречу – молодая немка. И сержант, когда мы поравнялись с ней, столкнул её в воду. Не расстрелял, как это делали фашисты с нашими мирными жителями, а, считай, спас. Или другой случай. Парнишка из Ростова-на-Дону рассказывал, что на его глазах фашисты повесили родителей. Он пошёл на фронт. И когда ему пришлось сопровождать военнопленных, у него не выдержали нервы и он их всех расстрелял. Сам об этом рассказывал. Я видел в его глазах ненормальный, больной блеск. Потом этого несчастного комиссовали и, по слухам, поместили в больницу для душевнобольных.

– А Вы видели военнопленных?

– Конечно, они шли мимо нашего КП сотнями, тысячами…

– Вы говорили, что для Вас в войне две главные даты: взятие Кёнигсберга и день Победы. Почему Кёнигсберг?

– Нас привезли в местечко недалеко от реки Але, чтобы наладить там связь. Мы свою работу сделали. А через реку шёл узкий бетонный мост. По нему два танка не пройдут. И этот мост был взят нашими разведчиками. Но насколько ожесточённо отбивались немцы, мы поняли, когда перешли через мост и увидели, что весь тот участок завален трупами в чёрной немецкой форме.

Кёнигсберг… Он весь был в крепостях, берег реки забетонирован, а в нём – дзоты. Неприступный город, да и немцы сопротивлялись жестоко. Они никак не могли представить, что мы можем одолеть. Но мы одолели благодаря великому, именно так, маршалу Василевскому, командующему 3-м Белорусским фронтом.

И ещё помню, как над нашими головами летела одна группа бомбардировщиков, вторая, третья… Как я потом прочитал, Василевский действовал по плану: бомбить до тех пор, пока у них не прервётся связь. И бомбили, пока их командующий не запросил мира. Всё равно было уже бесполезно сопротивляться, только людей губить. Были случаи почти анекдотичные. Мы связь проложили, дальше тянуть некуда. Собрали нас там в одно место, передышка, отдых, и повар спрашивает: «Вы котлеты будете?» Мы подумали, что он шутит. Какие котлеты на войне? И представляете, да, была столовая, стол, тарелки, обслуживали нас… немки. Я впервые тогда попробовал петрушку! У нас в деревне такой диковинной травы не росло! Вот так мы дня два отдыхали под городом-крепостью Кёнигсбергом.

– Говорят, что у каждого своя война…

– Да, наверное. Но всем было тяжело, и никто не жаловался, а жил верой в победу. Вот мы, например, не мылись. Если в больших частях устраивались бани, то кто для нас, семерых, их сделает? Да и некогда: надо связь тянуть. Случалось, когда часть военная была поблизости, то просились помыться. Но это крайне редко.

– Где встретили Победу?

– В Восточной Пруссии. Радовались. Стреляли вверх из всего, что было, и кричали. И дальше продолжали трудиться. 

– Есть фильмы о войне, которые Вы считаете правдивыми?

– Многосерийный фильм «Великая Отечественная», «Они сражались за Родину» – сильные и правдивые.

– А «Утомлённые солнцем» Никиты Михалкова?

– Не люблю его фильмы о войне.

– Когда вы вернулись домой?

– После того как война закончилась, я слёг с тифом. В госпитале пролежал без сознания десять дней. Очнулся – кожа да кости. Но меня стали усиленно лечить, и я пошёл на поправку. При госпитале была отличная библиотека из книг, которые немцы награбили у нас и хотели вывезти. Да не успели, Победа пришла. Вот там-то я и читал шедевры литературы.

– Что запомнилось?

– «Гамлет» Шекспира, до сих пор люблю.

– Вы ведь не сразу демобилизовались, а продолжали быть связистом?

– Да, мы стояли в Минске, и наш батальон связи обслуживал Белорусский пограничный округ. Узнал, что рядом с частью есть мастерская, в которой работают художники. Заходил к ним, смотрел, учился, рисовал. И зная моё увлечение, замполит однажды заходит и приказывает: ты должен написать картину, в основе сюжета которой – захват нарушителя. Сказал, чтобы я непременно изобразил на переднем плане связиста. Нарисуешь, вот тогда, мол, и отпустим тебя из армии. Написал. Меня отпустили. А спустя четыре года меня, студента четвёртого курса Горьковского художественного училища, вызывают в военкомат и вручают грамоту за ту работу. Это была моя первая награда за искусство.

– Когда Вы поступили в училище?

– Демобилизовался в октябре и сразу поехал в Горький, потому что там жил старший брат. Но его отправили в колхоз – восстанавливать сельское хозяйство. На дворе октябрь, экзамены закончились. И тут меня так неохотно просят показать, с чем собираюсь поступать, умею ли я рисовать. Я вытаскиваю те этюды, что делал в армии, они поглядели, ахнули и говорят: «Да тебя на третий курс надо зачислять!»

– С кем из великих людей хотели бы встретиться?

– Из великих – ни с кем, потому что говорили бы мы с ними на разных языках, а вот с любимой своей жёнушкой, Люсей,– да! Вернуться бы в годы молодости. (А жёнушка сидит, слушает и смеётся!)

– Кто для вас в жизни был авторитетом?

– Отца у меня не было, он рано умер. Мама осталась вдовой в 28 лет и воспитывала нас, четверых, одна. Она для меня авторитет и пример стойкости. Удивляюсь, как она всё успевала: хозяйство, скотина, работа в колхозе… Она ведь нам всем дала образование. Сила её характера – в трудолюбии. Крепкая, сильная, статная, красивая. Никогда не стонала. Единственное, приходя с жатвы, просила меня, мальца четырёхлетнего: «Коля, походи по спине».

А на войне мы воевали все. Мой средний брат Павел погиб под Москвой, в октябре 1941 года, старший Иван – брал Варшаву и Берлин, встречался с американцами на Эльбе, сестра носилась с рацией по фронту, была отважной радисткой.

– Ваше любимое выражение, по которому Вы равняете свою жизнь?

– Не знаю, кто это написал и сказал, потому что одни приписывают его Александру Суворову, другие говорят, что слова народные, третьи считают, что Александр Твардовский.

О воин, службою живущий!
Читай Устав на сон грядущий.
А ото сна опять восстав,
Читай усиленно Устав.
Вот что для меня самое главное до сих пор.

Елена Липатова. Фото Ольги Поповой